Во сне я читала стихи. То есть сначала я, видимо, их писала, но первая картинка из тех, что остались после пробуждения, - я беру стопку листов со стола (которого у меня в реале нет, тем более такого дубового с зеленым сукном). Стопка, кстати, была довольно внушительная, а самое забавное, что рукописная (на самом деле 99% стихов я писала сразу в компьютер - с тех пор, как он у меня появился). Читала я перед публикой в каком-то небольшом зале, там было человек 30 или даже больше. Стихи были какой-то историей, едва ли не романом, и написаны, разумеется, онегинской строфой. Но когда я проснулась, в голове осталось только окончание одной строфы: А самомнением навродь Не обделил меня Господь.
Все-таки в детской фантазии есть что-то потрясающе мощное. Наивное, да, но свободное, не признающее никаких ограничений и обоснуев. - Мам, вон там волки, смотри! - Да ну, а я думала, это машина Ауди. - Ну да, Ауди, а внутри - волки. - И как же они едут? - Прямо в машине и едут. - Они же правил дорожного движения не знают! Это же опасно! - Ну что ты, мама, они же как пассажиры едут. Кто же волкам даст машину вести? И не подкопаешься: действительно, никто не даст. И откуда, в конце концов, я знаю, что в этой черной Ауди и правда нет на пассажирском месте волков? Она же затонированная вся, да и время уже вечернее - не видно. А в подземном переходе на полу валяется детский совочек. Пластмассовый такой, чтобы в песочнице играть, желтый. И вот видно, что Костя уже знает, почему этот совочек тут лежит. Точно знает, и сомнений у него нет, и на любой дурацкий вопрос прагматичной и усталой после работы мамы он сможет ответить без запинки, как будто только этого вопроса и ждал. Причем ответит так, с легким превосходством в голосе: ну что ты, мам, сама не понимаешь, что ли? ребенка в коляске украли и везут куда-то, а он по дороге игрушки из коляски выбрасывает, чтобы папа его найти мог. Или нет, не так: это на самом деле не совочек, а тайный знак. В этом переходе шпион встречается со своим агентом и оставляет ему послание: китайцы недовольны теми сведениями, что ты передал в прошлую среду, копай лучше. И Костя вот это послание сразу же прочитал и все понял. А не говорит он мне об этом только потому, что знает: это информация опасная, ни в коем случае нельзя давать понять, что ты все разгадал. И я смотрю в его хитрые и довольные глаза - и так неудобно становится за свои банальные мысли: то ли выпал, то ли выбросили.
Кажется, я потеряла свою рабочую флэшку. Я ее так часто забывала, что рано или поздно должна была пролюбить ее окончательно, но все равно кошмар. Почти все у меня есть на домашнем компе, но именно что "почти". И хуже всего то, что я не помню, чего нет. И не вспомню, пока не обнаружу отсутствия
Очень хочется ругаться матом. Провела два часа в поликлинике, чтобы закрыть больничный, при том, что была записана на определенное время. Потому что центр, мать его, а там бабульки (то есть больше, чем в среднем по больнице), а бабулькам оформляют рецепты на бесплатные лекарства, а писать эти рецепты - ну никак не 12 минут, которые отводятся на прием одного человека. И потом еще полчаса - чтобы мне этот больничный тупо заполнили, потому что это теперь делает на компьютере... правильно, 70-летняя бабулька, которая и от руки-то писала медленно, а тут вообще пиздец.
"Я все думаю о том, что вечный покой невозможен даже в большей степени, чем вечная память. Проживешь свою, дурную скорее всего, заляпанную чем-нибудь стыдным ли, страшным жизнь, блаженно выпустишь ее из рук — или нехотя их разожмешь — и ухоженный квадратик памяти постепенно начнет зарастать, дети-внуки-правнуки еще как-то помаячат над краями, а потом все сравняется с землей и землей заровняется. Это всегда казалось мне утешительным (и имеющим мало отношения к загробной жизни души, ее летуче-бродячей субстанции) — то, что себя можно снять, как тяжелый рюкзак, гора с плеч, или перевернуть, как страницу, всеми буквами вниз. Ashes to ashes, dust to dust, этот кувшин был когда-то мною, прохожий, остановись,— и последнее ничего-не-остается, которое дает уставшим возможность затеряться (до радостного утра — или как там придется). Но не выйдет, не дадут, вытащат из-под любого камня, перевернут, опознают — вот ты где! — будут светить своими фонарями и тыкать пальцами в бедный спинной хребет, впервые за сотни лет выставленный напоказ." http://kommersant.ru/doc/2341726
Последний раз такое было года три назад, так что можно еще раз. Всем желающим расскажу сколько-то пунктов (не факт, что десять) про меня и... на ваш выбор.
Элан хотел бы знать, какие у меня отношения с призраком неизбежного пиздеца (далее - ПНП) читать дальше1. Я не верю в неизбежность пиздеца, а потому любые ПНП, встречающиеся мне в реальной жизни, считаю игрой своего воображения или же плодом слишком живого воображения окружающих 2. В частности это означает, что страдания а-ля "в этой стране все всегда будет через жопу" - это не про меня. В частности потому (может быть, в основном потому), что какк историк я прекрасно понимаю, откуда растут ноги у наших современных локальных пиздецов, а также знаю, чем это лечится. 3. Чаще всего это лечится временем. Жаль только, жить в это время прекрасное уж не придется ни мне, ни тебе. 4. Как историк, я просто-таки невероятный оптимист. Взгляд на то, насколько же мы живем лучше, чем в каменном веке (или в 19-м, или полвека назад), неизбежно, на мой взгляд, делает человека оптимистом. 5. Поэтому мне трудно понять тех, кого не делает. Наверное, у них просто не достаточно информации. Но просвещать мне их лень, потому что этим я занимаюсь на работе. 6. Тот же исторический взгляд приводит меня к пониманию, что в ситуации любого пиздеца глобально отдельный человек при наличии энергии и совести (обязательно в сочетании) может сделать свою локальную жизнь совсем не пиздецовой по крайней мере в том, что для него важно, а потому ПНП не пугает. 7. Зато в играх, в отличие от реала, ПНП - это суровые будни большинства моих персонажей. 8. Для многих причина в том, что свой локальный НП они уже получили в прошлом. 9. Тщательно пересчитав моих многочисленных персов, я с грустью констатирую, что в ПНП из них не верят всего двое. Самое смешное, что оба они пиздец пережили и от него по разным причинам до сих пор не оправились. 10. И еще один слишком туп, чтобы вообще о таком думать.
Надо сделать на завтра 3 работы и еще одну посмотреть и м.б. подредактировать, а настроения нет вообще. Давненько я в таком нуле не была, все мысли вертятся только вокруг "а гори оно все синим пламенем" и "дальше без меня". И, главное, вещи, которые меня из подобного состояния выводят, сейчас все как одна по разным причинам невозможны. Мда
4 октября 1993 года. 20 лет назад. И равно не верится как в то, что прошло так много времени, так и в то, что это и правда случилось так недавно, что я помню. Я ехала тогда утром и так и не решила, куда: не то к Белому дому, чтобы стать непосредственным очевидцем, не то в университет узнавать новости. Не доехала никуда - по дороге стало так плохо, до потери сознания, что пришлось вернуться. Но ярче всего я помню не сам Белый дом, ставший черным, не кадры хроники, которую тогда, кажется, вся страна смотрела с разными чувствами, но одинаковым неверием в то, что такое возможно, а митинги, на которых я была накануне. Два митинга: возле Верховного Совета митинговала оппозиция, вскрывшая ограждение из колючей проволоки и поверившая в то, что победила, а на Васильевском спуске - сторонники Ельцина. И там, и там слышно было одно и то же: повесить тех, повесить этих... только имена тех, кого надо было повесить, разнились. Мне было 16 лет и я еще верила, как все, наверное, перестроечное поколение, в политику, верила, что в ней надо участвовать, ждала, когда смогу пойти голосовать. Посмотрев на эти два митинга, в политику я верить перестала. И перестала верить политикам - любым, кто хочет прийти к власти. И с тех пор я не хожу на выборы президентов, мэров и прочих - на те, где может быть только один победитель. Наверное, это неправильно, и я по крайней мере стараюсь не отговаривать тех, кто еще во что-то верит и чего-то ждет. Но сама поверить уже не могу. Чума, чума на оба ваши дома...
По Данте, Стикс - это не только реки, но и огромное, смертельное болото, которое заполняет весь пятый круг ада. Перед Вами не ад, а озеро Натрон (Natron) на севере Танзании и для многих животных это место стало именно тем самым пятым кругом ада.
Если вы не щелочная тилапия (Alcolapia alcalica) - экстремофил обычной рыбы, которые приспособились к суровым условиям - это не самое лучшее место для жизни, да и просто купания. Температуры в озере могут достигать 60 °C, и ее щелочность рН колеблется между 9 и 10.5.
Озеро берет свое название от соды, естественные соединения в основном из карбоната натрия, с небольшим количеством бикарбоната натрия (сода для выпечки) и в придачу ко всему немного вулканического пепла. Животные, которые заходят в воду умирают и со временем насыщаются кальцием и превращаются в что-то наподобие статуй.
Фотограф Ник Брандт, который имеет давние связи с Восточной Африкой, кстати он снял видео для Майкла Джексона "Earth Song" и именно здесь, в 1995 году, регулярно обходит озеро и фотографирует эти "статуи".
«Я не мог остановиться их фотографировать, – признаётся он. – Никто точно не знает, как они погибли, возможно, их сбила с толку идеально-зеркальная поверхность озера и они врезались в неё, как в стекло.
Когда в солёном озере образуются острова, редкие фламинго отваживаются устроить там гнёзда. Чем это заканчивается, демонстрирует второе фото.
via muz4in.net
Чучела этих животных были найдены на озере, а данные позы на фото - постановка фотографа